И бабочки кровавые в глазах
Владимир Хотиненко экранизировал "Бесов"
27.05.2014, 00:00
Хотиненковский фильм, впрочем, мог бы порадовать В. В. Набокова, считавшего Достоевского бульварным беллетристом: режиссер хоть и отдает должное "Бесам" как политическому памфлету (разбухшему до памфлета философского, о человеческой природе вообще) и много говорит о необычайной актуальности романа, но для телевизионных нужд считает выгодным использование прежде всего детективной составляющей. В первых же кадрах первой серии селяне вылавливают из пруда тело застреленного бывшего студента Шатова (Евгений Ткачук), и начинается расследование убийства, вести которое приезжает персонаж Сергея Маковецкого. Он придуман сценаристами (а кроме Владимира Хотиненко над сценарием работала Наталья Назарова) под тем предлогом, что реально существовавший следователь Горемыкин действительно вел дело студента Иванова, легшее в основу "Бесов".
Следователь, опрашивая свидетелей, иногда стыдливо прячет бутылочку вина из Греции, которое ему "врач прописал от легких", но больше вступает в теософские дискуссии, нежели продвигается в расследовании. Самым интересным из потенциальных подозреваемых, естественно, тут же должен оказаться главный местный оригинал Николай Всеволодович Ставрогин, который в исполнении Максима Матвеева вышел несколько абстрактным — вероятно, в соответствии с режиссерской трактовкой, что и в романе это не совсем живой человек, а, скорее, отвлеченная идея. На экране, однако, отвлеченные идеи часто выглядят более блекло, чем на бумаге, и чтобы как-то расцветить Ставрогина, Владимир Хотиненко придумал ему увлечение энтомологией, воспользовавшись ставрогинской фразой: "Мы, очевидно, существа переходные, и существование наше на земле есть, очевидно, беспрерывный процесс, существование куколки, переходящей в бабочку". На начальных титрах по экрану зловеще порхают бабочки самых угрожающих оттенков адского пламени, а в один из самых фантасмагорических моментов Ставрогину кажется, что и у него самого выросли огромные перепончатые крылья. Поскольку Максим Матвеев не очень хорошо представляет, как передать расчеловечивание своего героя, приходится подкреплять актерскую игру спецэффектами, и, возможно, из соображений зрелищности было бы и неплохо, если бы шизофреник Ставрогин в одной из своих галлюцинаций превратился в какого-нибудь монстра типа Мотры. Оператор Денис Аларкон-Рамирес старается преподнести Максима Матвеева в самом байроническом освещении, но ничего устрашающего и демонического в красоте этого актера нет. В сцене дуэли с Гагановым крупный план набалдашника ставрогинской трости, на котором изображено некое страшное мифологическое существо, становится эмоциональным камертоном и немного оттеняет доброе и приятное лицо артиста Матвеева, призывающего на помощь всех своих внутренних демонов, но их, судя по всему, в нем слишком мало.
Статья полностью
www.kommersant.ru/doc/2479852